Конституционный Суд вынес Определение № 188-О/2022 об отказе в принятии к рассмотрению жалобы на ст. 76 УК и ст. 25 УПК РФ, регламентирующие порядок освобождения от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим.
В сентябре 2020 г. следователь с согласия руководителя следственного органа прекратил уголовное дело и уголовное преследование подозреваемого по ст. 116 УК РФ за примирением сторон. Соответствующее постановление было вынесено по заявлению потерпевшего Юрия Гомзикова в отсутствие возражений подозреваемого.
Далее потерпевший обжаловал постановление в суде, однако в удовлетворении жалобы было отказано, а апелляция и кассация поддержали такое решение. Суды отметили, что Юрий Гомзиков ранее заявил о примирении с подозреваемым и об отсутствии к нему претензий материального характера, собственноручно написав о том, что положения ст. 76 УК и ст. 25 УПК РФ, а также правовые последствия прекращения уголовного дела ему разъяснены и понятны. В дальнейшем Верховный Суд отказался рассматривать кассационную жалобу.
В жалобе в Конституционный Суд Юрий Гомзиков отметил, что оспариваемые им нормы не соответствуют Конституции РФ, поскольку позволяют прекращать уголовное дело лишь на основании заявления потерпевшего без установления и проверки фактического выполнения условий о примирении с потерпевшим и о заглаживании причиненного ему вреда. Спорные нормы, по мнению заявителя, также позволяют игнорировать непринятие каких-либо мер, направленных на восстановление нарушенных прав потерпевшего, толкуя фразу об отсутствии материальных претензий как свидетельство полного возмещения вреда, из-за чего совершившее преступление лицо освобождается от уголовной ответственности без выполнения обязанностей перед потерпевшим, права которого остаются незащищенными.
Изучив доводы жалобы, Конституционный Суд не нашел оснований для принятия ее к рассмотрению. В частности, он напомнил, что действующее законодательство допускает примирение с потерпевшим как основание освобождения подозреваемого, обвиняемого от уголовной ответственности с прекращением его уголовного дела при обязательном условии, что он загладил вред, причиненный потерпевшему в результате преступного деяния небольшой или средней тяжести. При этом само примирение не связывается с какими-либо конкретными его мотивами, намерениями или ожиданиями участников, в том числе с их изменением в будущем, а равно с инициативой той или другой стороны.
Из содержания оспариваемых норм, подчеркнул КС, следует, что примирение с потерпевшим не является единственным условием освобождения от уголовной ответственности и прекращения уголовного дела (уголовного преследования) на таком основании и не предрешает правоприменительного решения уполномоченного субъекта уголовного судопроизводства. Суд или следователь, дознаватель (с согласия руководителя следственного органа, прокурора) вправе, но не обязаны безусловно прекращать уголовное дело ввиду лишь факта поступления о том заявления потерпевшего или его законного представителя. Такое заявление и тем более согласие подозреваемого, обвиняемого предполагают оценку примирения, которое может быть не принято судом, следователем, дознавателем как достаточное доказательство действительного согласия примириться. Само примирение также можно признать недостаточным для освобождения виновного от уголовной ответственности, даже если последний предпринял действия с целью загладить причиненный потерпевшему вред, когда изменение вследствие этого степени общественной опасности лица, совершившего преступление, сохраняет основание для применения к нему госпринуждения.
Изложенное, заметил КС, не означает, что заявление потерпевшего о примирении безоговорочно приводит к прекращению уголовного преследования даже в тех случаях, когда оно сделано под влиянием обмана или заблуждения относительно связанных с ним существенных обстоятельств при недобросовестном поведении подозреваемого, обвиняемого. Это может выясниться и впоследствии, после прекращения уголовного преследования. «Равным образом не может быть признано надлежащим и действительным примирение, на которое потерпевший согласился вынужденно, например ввиду применения в его отношении или в отношении иных лиц насилия либо под угрозой такового, а также ввиду зависимости от подозреваемого, обвиняемого или других лиц, которые вынуждали потерпевшего согласиться на примирение. Выявление таких обстоятельств, как и подобных случаев недобросовестного и противоправного понуждения лица, пострадавшего от уголовного посягательства, к согласию на примирение, означает его недействительность и предполагает отмену процессуальных решений о прекращении уголовного дела (уголовного преследования), принятых по правилам ст. 25 УПК РФ», – отмечено в определении.
Суд добавил, что заглаживание вреда, предусмотренное ст. 76 УК и ст. 25 УПК РФ, может быть выражено в разных для каждого случая действиях в зависимости от конкретных обстоятельств, включая усмотрение потерпевшего и соглашение сторон о состоявшихся способах загладить причиненный вред. «Тем самым в действующем правовом регулировании обеспечивается определенность материальных оснований процессуального решения о прекращении уголовного дела в связи с примирением сторон, поскольку такое решение суд, следователь, дознаватель вправе принять лишь при условии подтверждения в уголовно-процессуальных процедурах предварительного и полного возмещения или заглаживания причиненного потерпевшему вреда, – отмечено в определении. – Соответственно, не предполагается, что в основе такого решения могут лежать не согласованные сторонами и не оформленные обещания в объеме и качестве, которые в итоге не удовлетворяют потерпевшего и не позволяют ему взыскать обещанное, так как в этом случае предполагалась бы неокончательность прекращения уголовного преследования и возможность его возобновления ввиду обстоятельств, посторонних для уголовного судопроизводства».
Конституционный Суд заключил, что решение о прекращении уголовного дела в связи с примирением потерпевшего с подозреваемым, обвиняемым окончательно принимается судом, следователем, дознавателем в рамках их дискреции и лишь при наличии предусмотренных ст. 76 УК РФ оснований. Следовательно, у потерпевшего нет безусловных правомерных оснований ожидать, что законные и обоснованные процессуальные решения, связанные с его волеизъявлением к примирению, останутся неокончательными и будут зависеть от его отношения к состоявшемуся уже примирению или от оценки последствий такового – вплоть до пересмотра его значения, если потерпевший впоследствии посчитает неудовлетворительными условия прекращения уголовного преследования, на которые он действительно согласился.
По мнению управляющего партнера АБ «Правовой статус» Алексея Иванова, действующие уголовный и уголовно-процессуальный законы направлены на предупреждение и пресечение преступлений, а также предотвращение их негативных последствий для прав и интересов граждан, что в большей степени отвечает интересам государства, но не граждан. «Это в первую очередь обусловлено публичным характером уголовно-правовых отношений. Более того, законодательство предусматривает возможность прекращения уголовного дела в связи с примирением сторон, а в качестве его оснований выступает ряд взаимообусловленных оснований: в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести; если это лицо примирилось с потерпевшим; загладило причиненный ему вред; согласие потерпевшего. Прекращение уголовного дела является правом, но не обязанностью для правоприменителя», – подчеркнул он.
Эксперт отметил, что оспариваемые нормы подлежат применению на стадии расследования или рассмотрения дела в суде только лишь при выполнении вышеизложенных оснований, в том числе согласии потерпевшего. «Что касается компенсационной функции за совершенное преступление в самом широком смысле слова, то она не свойственна отечественной уголовно-правовой политике, где выступает преимущественно профилактическая функция, что дает основания рассуждать о неполной защищенности прав потерпевших от преступлений», – убежден Алексей Иванов.
Адвокат КА г. Москвы «Якупов и партнеры» Дмитрий Мыльцын посчитал, что выводы Конституционного Суда имеют важное практическое значение, поскольку вновь подчеркивают особую значимость института прекращения уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим. «Мотивы примирения, намерения или ожидания участников в рассматриваемом случае не имеют абсолютно никакого значения, что исключает возможность влияния изменения позиции потерпевшего или обвиняемого на позицию суда. Другими словами, если потерпевшего на момент прекращения уголовного дела условия примирения устраивали, в связи с чем он и обратился к суду с соответствующим заявлением, ущерб, по его мнению, был возмещен, извинения надлежащим образом принесены, а его права как жертвы преступления были полностью соблюдены, то последующее его недовольство условиями примирения не должно являться основанием для безусловной отмены решения о прекращении уголовного дела. В то же время несоблюдение условий примирения, о которых договорились стороны до вынесения постановления о прекращении уголовного дела, может служить основанием для обжалования такого решения, в ходе которого будет дана оценка всем существенным для данного вопроса обстоятельствам и их влиянию на достижение цели примирения и баланса интересов сторон», – полагает эксперт.
Таким образом, по словам Дмитрия Мыльцына, необходимо четко разграничивать публичные и частные начала при осуществлении правосудия по уголовным делам, различные цели уголовного преследования для потерпевшего и государства в лице компетентных органов и значение соответствующих процессуальных решений для достижения конкретных задач уголовного судопроизводства, закрепленных в ст. 6 УПК РФ.
