Адвокат АП Владимирской области Максим Никонов, сотрудничающий с правозащитной организацией «Зона права», подготовил доклад «Фальсификация доказательств. Полицейские методы», в котором приведен анализ практики по уголовным делам о фальсификации доказательств в 2019 г.
При подготовке исследования было проанализировано более 90 судебных актов российских судов по уголовным делам, связанным с фальсификацией доказательств или результатов ОРД. При этом исследование было осложнено тем, что на сайтах судов приговоры по теме мониторинга не всегда были опубликованы (хотя в карточках производств такие дела были обозначены) либо необходимые данные (например, вид и размер наказания) были из них исключены сотрудниками аппарата судов перед публикацией.
Фальсификация доказательств: общая характеристика и статистические данные
Статистика исходов по делам о фальсификации доказательств
В докладе отмечается, что фальсификация доказательств, квалифицируемая по ч. 2 ст. 303 УК РФ, относится к преступлениям средней тяжести, что позволяет прекращать такие дела с назначением судебного штрафа. Например, в 2018 г. с назначением судебного штрафа было прекращено 10 дел – больше четверти от всего количества уголовных дел по ч. 2 ст. 303 УК РФ, дошедших в 2018 г. до суда. Прекращение дел с назначением судебного штрафа происходило и в случаях массовой фальсификации.
Максим Никонов привел в пример постановление Таштагольского районного суда Кемеровской области от 28 мая 2018 г. по делу № 1-112/2018, согласно которому заместитель начальника отдела дознания М. без фактического проведения следственного действия составила протокол проверки показаний на месте, внесла в него сведения об участии понятых, расписалась за них, а затем предоставила этот протокол для подписания подозреваемому и его защитнику. Еще по трем делам М. сфальсифицировала таким же образом протоколы выемки, осмотра предметов, проверки показаний на месте, а еще по трем – протокол следственного эксперимента. Уголовное дело в отношении М. (7 эпизодов по ч. 2 ст. 303 УК РФ) поступило в суд с ходатайством следователя о прекращении уголовного дела с назначением судебного штрафа. Суд прекратил уголовное дело в отношении М., назначив ей судебный штраф в сумме 35 тыс. руб.
В официальной судебной статистике зафиксировано крайне незначительное количество случаев по ч. 2 и 3 ст. 303 УК РФ. На это, по мнению автора исследования, влияют несколько факторов.
Во-первых, доказательства формируются под контролем лица, имеющего специальную подготовку, контролирующего ситуацию по делу и обладающего определенным ресурсом для воспрепятствования обнаружению и доказыванию фальсификации.
Во-вторых, необходимо учитывать, что выявление фальсификации доказательств чаще всего происходит при рассмотрении уголовных дел в суде – при допросе свидетелей, потерпевших, подробном исследовании документов, в том числе с привлечением экспертов и специалистов. В разные годы в России от 55% до 70% уголовных дел рассматривалось в особом порядке (без исследования доказательств), что объективно ограничивает возможности выявить фальсификацию доказательств.
В-третьих, суды в целом лояльно относятся к таким способам фальсификации доказательств, как, например, дублирование показаний разных свидетелей из протокола в протокол, дописывание за допрашиваемых, не обладающих юридическими познаниями, в протокол «нужных» фраз и т.п.
Отмечается, что в целом по ч. 2 ст. 303 УК РФ суды чаще всего назначают условное лишение свободы. Вторым по частоте назначения наказанием является ограничение свободы. Условное лишение свободы назначается чаще всего и по ч. 3 ст. 303 УК РФ – хотя формально это преступление относится к категории тяжких.
Еще реже в официальную статистику попадают случаи фальсификации результатов оперативно-разыскных мероприятий (например, проверочных закупок, прослушек и т.п.), поскольку это более скрытая от контроля зона.
Статистика исходов по делам о фальсификации результатов оперативно-разыскной деятельности
Способы фальсификации доказательств по уголовным делам в российской практик
Подчеркивается, что в практике «живуч» подброс наркотиков и других запрещенных предметов (патронов, оружия). Это связано с тем, что их изъятие у конкретного человека расценивается судьями как принадлежность этих вещей именно этому человеку. «Говоря юридическим языком, здесь сформировалась очень устойчивая фактическая презумпция, которую крайне сложно опровергнуть. Однако в практике имеются случаи, когда удалось не только отбиться от предъявляемого обвинения в хранении запрещенных предметов, но и добиться привлечения силовиков к уголовной ответственности», – отмечает Максим Никонов.
По мнению автора доклада, один из возможных способов защиты от фальсификаций подобного рода – использовать правовую позицию ЕСПЧ по делу «Борисов против России» в ситуации, когда задержанный уже некоторое время находится под контролем силовиков, но досматривается только спустя некоторое время. Анализируя обстоятельства этого дела, ЕСПЧ констатировал нарушение ст. 6 Конвенции и подчеркнул следующее. Больше часа заявитель находился под контролем сотрудников полиции, при этом отсутствовали обстоятельства, препятствующие проведению обыска сразу после задержания, а само задержание было юридически оформлено спустя значительное время после его фактического осуществления. Заявитель последовательно отрицал принадлежность ему изъятых наркотиков и с самого начала говорил о том, что ему их подбросили. Кроме того, у заявителя не было адвоката во время задержания и изъятия наркотиков. В результате ЕСПЧ сделал вывод, что качество вещественных доказательств, на которых был основан обвинительный приговор заявителю, является сомнительным, и то, каким образом они были получены, ставит под сомнение их надежность.
30 октября 2019 г. Президиум ВС РФ вынес постановление, которым отменил обвинительный приговор и апелляционное определение Мосгорсуда в отношении Александра Борисова в связи с признанием Европейским Судом нарушения его прав и направил дело на новое рассмотрение. 13 марта 2020 г. в ходе повторного рассмотрения уголовного дела в Тимирязевском районном суде г. Москвы государственный обвинитель отказался от обвинения, а суд прекратил производство по делу в связи с отсутствием в действиях Борисова состава преступления.
Максим Никонов отметил, что при всей резонансности случаев подброса анализ приговоров российских судов показывает, что правоохранители чаще не «инсценируют» преступление, а просто фальсифицируют процессуальные документы, которыми должны оформляться следственные действия. Он указал, что самым распространенным способом фальсификации является оформление протокола следственного действия без фактического проведения самого следственного действия. Известны случаи массовой фальсификации доказательств в рамках одного дела.
Как указано в документе, на практике встречаются случаи, когда вместо реального следственного действия проводится его имитация – например, осмотр места происшествия или проверка показаний на месте проводится в другом месте, а не там, где, возможно, было совершено преступление. Также нередки случаи, когда в протокол реально проведенного следственного действия вносятся сведения о лице, реально не принимавшем в нем участия, – чаще всего это касается сведений о понятых. Кроме того, протоколы допросов могут составляться и от имени вымышленных свидетелей.
«Учитывая сравнительную легкость изъятия материалов из дела, еще один распространенный способ фальсификации – замена всего протокола или подмена отдельных листов в протоколе фактически проведенного следственного действия на сфальсифицированный протокол или листы с ложными сведениями», – подчеркивает автор доклада.
Также из протоколов могут исключать указания на другие доказательства. В качестве примера в докладе приводится выдержка из приговора Корсаковского районного суда Сахалинской области от 21 ноября 2014 г. по делу № 1-244/2014. В ней указано, что следователь С., не желая проводить дополнительные следственные действия, производство которых было необходимо в связи с обнаружением на месте преступления следов пальцев рук, обуви и микрочастиц, изъял из материалов уголовного дела протоколы осмотра места происшествия, в которых были зафиксированы факты обнаружения на месте преступления следов рук и микрочастиц, а также изъял постановление о назначении дактилоскопической судебной экспертизы и заключение дактилоскопической судебной экспертизы. После этого он изменил содержание протокола осмотра места происшествия – внес в него заведомо ложные сведения о том, что в ходе проведенного осмотра места происшествия ничего не изымалось. Следователь вину признал и был приговорен к условному лишению свободы сроком на 2 года с лишением права занимать должности в правоохранительных органах, связанные с осуществлением функций представителя власти, сроком на 2 года.
Фальсифицируются не только показания подозреваемых, потерпевших, свидетелей и понятых. В практике встречаются случаи, когда подделываются, например, ответы операторов сотовой связи, обязательства о погашении алиментов и даже заключения экспертов. При этом, если следователь или дознаватель не только фальсифицирует доказательства, но и подделывает процессуальные документы, не имеющие доказательственного значения, ему наряду со ст. 303 УК вменяется ст. 292 УК (служебный подлог)
Реакция судов на доводы о фальсификации доказательств
В докладе отмечается, что фальсификация доказательств в российском уголовном процессе во многом обусловлена тем, что у судов имеются широкие возможности использовать при обосновании приговора доказательства, полученные на этапе досудебного производства. Эти доказательства, отмечает Максим Никонов, зафиксированы в материалах дела и воспринимаются судьей «из вторых рук» – причем «из рук» стороны, которая имеет свой процессуальный и ведомственный интерес.
«Такое положение дел выхолащивает устность и непосредственность (ст. 240 УПК РФ), девальвирует усилия по судебной проверке доказательств “на разрыв”, проводит в жизнь принцип благоприятствования обвинению вместо классического принципа favor defensionis, противоречит стандартам справедливого правосудия, установленным в том числе в практике ЕСПЧ», – указал адвокат. Он сослался на Постановление ЕСПЧ по делу «Еркапич против Хорватии»: «В отсутствие существенных оснований для противоположного, принцип справедливого судебного разбирательства требует придавать большее значение показаниям, данным в суде, по сравнению с протоколами допросов свидетелей на предварительном следствии, поскольку последние представляют собой прежде всего процесс сбора стороной обвинения информации в поддержку своей позиции».
Как итог, следует из документа, – в российском уголовном процессе массовым стало оглашение досудебных показаний по ходатайству государственных обвинителей, которые чаще всего не утруждают себя доказыванием наличия в показаниях противоречий и их существенности (как это следует из смысла ч. 3 ст. 281, п. 1 ч. 1 ст. 276 УПК) при заявлении таких ходатайств, а также не пытаются исчерпать перед этим другие процессуальные способы (например, используя активный и умелый перекрестный допрос) устранения противоречий. При этом протоколы допросов часто оглашаются в полном объеме, а не только в рамках противоречащих показаний. В этом сходятся интересы государственных обвинителей, которые тем самым «спасают» «тонущих» свидетелей и сводят во многом на нет качественные адвокатские допросы, и судей, которые получают возможность без каких-либо особых затруднений предпочесть содержание «протокольных» показаний сказанному в судебном заседании.
Таким образом, указано в докладе, если фальсификация носит «лобовой» характер и ее сравнительно просто доказать (например, установить благодаря справке из СИЗО, что следователь не посещал обвиняемого в СИЗО в тот день, которым датирован протокол допроса), – это может повлечь и исключение доказательства как недопустимого, и возбуждение уголовного дела в отношении следователя или дознавателя. Если же документ качественно сфальсифицирован (например, показания в протоколе искажены, но сам протокол из-за обмана, давления или злоупотребления доверием подписан свидетелем, потерпевшим, обвиняемым), – его с высокой степенью вероятности будут пытаться сохранить в качестве доказательства, а не признавать недопустимым.
Выводы документа
По мнению автора доклада, для изменения ситуации необходимо перевести ч. 2 ст. 303 УК в категорию тяжких преступлений, увеличив максимально возможное наказание в виде лишения свободы всего на 1 год – до 6 лет. На практике это не повлечет существенного усиления наказаний по ч. 2 ст. 303 УК РФ, но не позволит прекращать такие дела с назначением судебного штрафа.
Относительно подброса наркотиков и других запрещенных предметов (патронов, оружия) Максим Никонов посчитал, что Верховному Суду необходимо четко изложить для судов методику проверки такого рода случаев. Например, это можно сделать в планируемом к принятию в 2020 г. Постановлении Пленума ВС РФ по рассмотрению дел о незаконном обороте наркотиков, а также в действующем Постановлении Пленума ВС РФ от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств».
Кроме того, необходимо ввести жесткие ограничения для оглашения досудебных показаний, а также детально урегулировать ведение перекрестного допроса в суде. По мнению адвоката, также в УПК РФ нужно четко закрепить, что в случае засекречивания свидетеля в материалы уголовного дела необходимо предоставлять доказательства того, что этим свидетелям или их близким обвиняемый или кто-либо по его поручению угрожал насилием или применял его с целью склонения дачи показаний в пользу обвиняемого.
Он указал, что необходимо сократить возможность проводить опознание по фотографиям, а для случаев, когда по тем или иным причинам опознание по фотографии проводится в отношении уже установленного подозреваемого (обвиняемого), предусмотреть участие адвоката-защитника этого лица в таком следственном действии. Максим Никонов считает, что необходимо исключить ч. 1.1 ст. 170 УПК, сохранив возможность проводить следственные действия без понятых в труднодоступной местности, при отсутствии средств сообщения, а также в случаях, если производство следственного действия связано с опасностью для жизни и здоровья людей (ч. 3 ст. 170 УК РФ).
Адвокат заметил, что в настоящее время в УПК отсутствует специальная процедура рассмотрения заявления о фальсификации доказательств при рассмотрении того дела, по которому доказательства были сфальсифицированы. В результате заявление о фальсификации доказательств рассматривается в «параллельной» процедуре – в порядке ст. 144–145 УПК, которая может формально закончиться незаконным и необоснованным отказом в возбуждении уголовного дела, а следовательно, продолжением «основного» процесса. По его мнению, сохраняя возможность проверки в порядке ст. 144–145 УПК, необходимо ввести норму, которая бы предусматривала возможность подачи заявления о фальсификации суду непосредственно при рассмотрении «основного» дела и обязывала бы суд принимать меры для проверки заявления о фальсификации доказательства, в том числе назначать экспертизу, истребовать другие доказательства.
В комментарии «АГ» Максим Никонов добавил, что на «процессуальном поле» действуют четыре профессиональных «игрока»: следователь, адвокат, прокурор и суд. «Разумеется, следователь не для того манипулирует доказательствами, чтобы потом с этим же бороться. Адвокаты выявляют нарушения, обращают внимание судов на “художества” следователей, помогают доверителям составить заявления о преступлении по ст. 303 УК, но эти меры (других у нас, адвокатов, к сожалению, нет) упираются в лояльное отношение к “фолам” правоохранителей. Например, суды давно свели несоответствия в датах, фамилиях и описаниях изымаемых предметов в протоколах к “техническим ошибкам”, а при расхождении протокольных и судебных показаний отдают приоритет первым. У прокуроров чаще всего тоже один ответ на доводы о фальсификации доказательств и ходатайства о признании доказательств недопустимыми – “все законно и обоснованно”. В итоге процессуальные проблемы не решаются, а “отписываются”», – подчеркнул адвокат. По его мнению, чтобы ситуация менялась, в этом должен быть заинтересован кто-то еще, кроме адвокатов.
Эксперты «АГ» неоднозначно оценили выводы документа
Советник Федеральной палаты адвокатов Евгений Рубинштейн указал, что коллеги самостоятельно пытаются доказать и обосновать факты фальсификации, зная о том, что в подавляющем случае суды встанут на сторону обвинения. Для этого существуют формулировки, прошедшие апробацию в вышестоящих инстанциях, – «не имеет существенного значения», «не повлияло на достоверность сведений», «не нарушило конституционных прав», «является технической ошибкой», «не нашло реального подтверждения» и т.д. «Исследование адвоката Никонова заставляет нас вновь обратить внимание на эти факты и задуматься о том, что может предложить адвокатское сообщество для их устранения или минимизации в дальнейшем», – подчеркнул он.
Адвокат Московской окружной коллегии адвокатов Ольга Морозова посчитала, что исключать вероятность того, что подзащитному могут быть подброшены запрещенные вещества или предметы, нельзя. «Проведенное исследование ярко указало на случаи реализации возможностей нечестных сотрудников полиции. Как от такого защититься? А как защититься от кражи либо иного противоправного действия? На сегодня нет способов защиты от преступления: закон предусматривает компенсационный механизм пострадавшим, и все. У нас даже институт самообороны плохо работает. Соответственно, если я оказалась в тюрьме по сфальсифицированному обвинению, то надо, чтобы сначала доказали вину преступников-фальсификаторов, и только потом меня отпустят», – указала она.
Адвокат отметила, что из статистики нельзя узнать, сколько было подбросов запрещенных веществ, например, в 2019 г., так как одного осужденного считают один раз по наиболее тяжкому преступлению и в статистических формах не учитываются способы фальсификации при инкриминировании ст. 303 УК вместе с более тяжкими составами. «Вывод о том, что фальсификацию провоцирует сам УПК, поскольку он облегчает подделку доказательств, – из серии обвинения Закона об ОРД в том, что сотрудники, осуществляющие оперативно-разыскную деятельность, подбрасывают наркотики. Чем затруднительный процесс доказывания упростит проверку его достоверности? Тем, что “дежурные” понятые подтвердят, как все было на самом деле?» – задается вопросом Ольга Морозова.
«Тем более непривычно слышать от адвоката призыв к ужесточению наказания за преступления против правосудия. Возможно, что кого-то санкция остановит и определенный рационализм присутствует, но это государственный подход, который всегда занижает ценность охраны личности от государственных репрессий», – подчеркнула она.
Адвокат, младший партнер АБ «ЗКС» Анастасия Лукьянова указала, что, не отрицая актуальность и злободневность темы, необходимо отметить дискуссионный характер изложенных в заключительной части доклада выводов, направленных, по сути, на значительное изменение уже ставших традиционными институтов уголовного и уголовно-процессуального права.
Так, указывает эксперт, п. 2 выводов посвящен отрицательной оценке автором сложившейся в судебной практике тенденции назначения условного осуждения за совершение преступления, предусмотренного ст. 303 УК, в том числе и за особо квалифицированный состав данного преступления (ч. 3 ст. 303 УК РФ). «В то же время следует отметить, что отказ от применения условного осуждения вряд ли будет способствовать достижению целей наказания, изложенных в ч. 1 ст. 43 УК РФ. При этом нельзя не учитывать, что должностное лицо, признанное виновным в совершении преступления, будет претерпевать значительные отрицательные последствия судимости в течение испытательного срока», – заметила Анастасия Лукьянова.
По ее мнению, также представляется излишним предложение о необходимости ужесточения ответственности за совершение преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 303 УК, то есть об изменении категории названного преступления, относящегося к преступлениям средней тяжести, на более тяжкую. Данный вывод обосновывается тем обстоятельством, что отнесение преступного деяния, предусмотренного ч. 2 ст. 303 УК РФ, к категории тяжких преступлений позволит избежать применения к субъекту преступления такой меры уголовно-правового характера, как судебный штраф.
«Отмечу, что законодателем неслучайно выбран дифференцированный подход к установлению уголовной ответственности за фальсификацию доказательств: ч. 3 ст. 303 УК РФ осложнена, в частности, таким обязательным признаком состава, как наступление тяжких последствий в результате совершения деяния. Таким образом, именно наступление общественно опасных последствий обосновывает повышенную общественную опасность данного деяния и соразмерную содеянному меру наказания», – заключила Анастасия Лукьянова.
