Представление Протокола № 15 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод на ратификацию в Государственную Думу ФС РФ вызвало комментарии в ныне модном диапазоне от «всё пропало!» до «кругом враги!». Например, на Legal.Report вышла заметка с заголовком «В Думу внесен протокол ЕСПЧ, лишающий россиян последней надежды на справедливость». При этом в ней указывается, что Протокол № 15 ослабляет роль Европейского суда по правам человека, а также позволяет государствам выполнять его решения по собственному усмотрению. Депутат Дмитрий Вяткин в интервью ТАСС утверждает, что решения ЕСПЧ «стали все более и более политизированными, а в отношении России суд просто превратился в инструмент политического давления – ни больше ни меньше». По его мнению, «Европейский суд уже давным-давно не занимается защитой прав простых граждан, он занимается разбором неких политических дел».
Российская правовая действительность последних лет располагает к эмоциональной реакции, но это не отменяет необходимость «сухо и технично» разбираться в предмете.
Принцип субсидиарности, упоминание которого предлагается внести в преамбулу Конвенции, работает на практике с 1960-х годов. Во-первых, он подразумевает, что Европейский суд по правам человека дополняет национальную систему защиты прав человека, не являясь при этом четвертой инстанцией. Во-вторых, заявителю необходимо исчерпать эффективные средства правовой защиты на национальном уровне до подачи жалобы в Страсбург. При этом «принцип субсидиарности не должен толковаться как разрешающий государствам уклоняться от юрисдикции Суда» (постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Сахновский против России», §76).
Конечно, у национальных властей в определенных вопросах есть довольно широкая свобода усмотрения, но эта свобода – в выборе средств достижения результата, которым является обеспечение прав и свобод, определенных в разделе 1 Конвенции. Как указано в рекомендациях конференции министров стран Совета Европы в Интерлакене (2010), принцип субсидиарности предполагает «прежде всего ответственность государств-участников на национальном уровне в применении Конвенции как основополагающего инструмента европейского публичного порядка», а Высокие Договаривающиеся Стороны призываются «в максимальной степени делать выводы из постановлений Суда, устанавливающих нарушения Конвенции другим государством, особенно тогда, когда в правовой системе другого государства существуют те же самые проблемы»1.
С приведенной цитатой перекликается и дополнение, предусмотренное Протоколом № 15 к внесению в преамбулу Конвенции: «Высокие Договаривающиеся Стороны в соответствии с принципом субсидиарности несут основную ответственность за обеспечение прав и свобод, определенных в настоящей Конвенции и Протоколах к ней, пользуются при этом свободой усмотрения…» При такой расстановке акцентов нетрудно заметить, что согласно принципу субсидиарности национальные власти не только имеют определенную свободу усмотрения, но прежде всего отвечают за обеспечение защищенности конвенционных прав человека в своей стране и, следовательно, максимально возможную реализацию положений, разработанных в практике Европейского суда, на «низовом» уровне национального правоприменения.
К сожалению, российская ситуация в этом далека от совершенства. О прохладном отношении к Европейской конвенции и развивающей ее практике ЕСПЧ в отечественных судах (не говоря уже о правоохранительных органах) свидетельствует, помимо прочего, статистика по жалобам, подаваемым в Европейский суд из России. Так, например, согласно данным портала pravo.ru, в период с декабря 2016 г. по февраль 2017 г. ЕСПЧ чаще всего выносил постановления, в которых констатировал нарушения ст. 3, 5, 6 Конвенции. Жалобы на подобные нарушения («ненадлежащая процедура расследования заявления о пытках», «содержание под стражей без достаточных к тому оснований», «нарушение права на перекрестный допрос» и т.п.) чаще являются «клоновыми» и образуют мейнстрим российских дел в Европейском суде.
Верховный Суд РФ, конечно, публикует в обзорах судебной практики и выдержки из постановлений Европейского суда, но КПД такого способа ориентирования нижестоящих инстанций представляется незначительным. Ситуация с мерами пресечения – наглядный тому пример.
Существуют проблемы и с исполнением уже принятых Европейским судом постановлений. Так, по состоянию на март 2016 г. Россия не выплатила присужденные ЕСПЧ компенсации по 133 решениям, принятым с 2009 г. По словам судьи ЕСПЧ от России в 1998–2012 гг. А.И. Ковлера, есть сложности и с принятием мер общего характера.
Утверждения же о том, что Европейский суд «давным-давно не занимается защитой прав простых граждан» и является «инструментом политического давления», хорошо бы сопроводить хотя бы доказательствами prima facie (убедительными на первый взгляд), а не ограничиваться пассажами в духе передовицы «Правды» за тысяча-девятьсот-советский год. Тем более что даже поверхностный взгляд на практику ЕСПЧ против России позволяет увидеть простую вещь: основной массив жалоб – на неисполнение судебных решений, пытки, меры пресечения, несправедливость судебного разбирательства, условия содержания в изоляции, то есть по «рутинным» для Европейского суда вопросам от рядовых российских граждан, никак не связанных с какой-либо политической активностью.
По сравнению с декларированием субсидиарности в преамбуле Конвенции более ощутимым изменением, предусмотренным Протоколом № 15, является сокращение срока на подачу жалобы в ЕСПЧ с шести месяцев до четырех. Это создает некоторые проблемы для заявителей, которым придется быть более расторопными, но «юридическую панику» по этому поводу поднимать не стоит.
Следует помнить и о том, что Протокол № 15 для получения им юридической силы должен быть подписан государствами – членами Совета Европы. Только спустя три месяца с даты, на которую все Высокие Договаривающиеся Стороны Конвенции выразили свое согласие быть связанными протоколом, он вступает в силу, а значит, влечет предусмотренные им последствия. При этом положения о сокращении срока на подачу жалобы вступают в силу по истечении шести месяцев со дня вступления протокола в силу.
1 Цит. по: Ковлер А.И. Сцилла и Харибда Европейского Суда: субсидиарность или правовой активизм? // Сравнительное конституционное обозрение. 2010. № 6. С. 94.
Российская правовая действительность последних лет располагает к эмоциональной реакции, но это не отменяет необходимость «сухо и технично» разбираться в предмете.
Принцип субсидиарности, упоминание которого предлагается внести в преамбулу Конвенции, работает на практике с 1960-х годов. Во-первых, он подразумевает, что Европейский суд по правам человека дополняет национальную систему защиты прав человека, не являясь при этом четвертой инстанцией. Во-вторых, заявителю необходимо исчерпать эффективные средства правовой защиты на национальном уровне до подачи жалобы в Страсбург. При этом «принцип субсидиарности не должен толковаться как разрешающий государствам уклоняться от юрисдикции Суда» (постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Сахновский против России», §76).
Конечно, у национальных властей в определенных вопросах есть довольно широкая свобода усмотрения, но эта свобода – в выборе средств достижения результата, которым является обеспечение прав и свобод, определенных в разделе 1 Конвенции. Как указано в рекомендациях конференции министров стран Совета Европы в Интерлакене (2010), принцип субсидиарности предполагает «прежде всего ответственность государств-участников на национальном уровне в применении Конвенции как основополагающего инструмента европейского публичного порядка», а Высокие Договаривающиеся Стороны призываются «в максимальной степени делать выводы из постановлений Суда, устанавливающих нарушения Конвенции другим государством, особенно тогда, когда в правовой системе другого государства существуют те же самые проблемы»1.
С приведенной цитатой перекликается и дополнение, предусмотренное Протоколом № 15 к внесению в преамбулу Конвенции: «Высокие Договаривающиеся Стороны в соответствии с принципом субсидиарности несут основную ответственность за обеспечение прав и свобод, определенных в настоящей Конвенции и Протоколах к ней, пользуются при этом свободой усмотрения…» При такой расстановке акцентов нетрудно заметить, что согласно принципу субсидиарности национальные власти не только имеют определенную свободу усмотрения, но прежде всего отвечают за обеспечение защищенности конвенционных прав человека в своей стране и, следовательно, максимально возможную реализацию положений, разработанных в практике Европейского суда, на «низовом» уровне национального правоприменения.
К сожалению, российская ситуация в этом далека от совершенства. О прохладном отношении к Европейской конвенции и развивающей ее практике ЕСПЧ в отечественных судах (не говоря уже о правоохранительных органах) свидетельствует, помимо прочего, статистика по жалобам, подаваемым в Европейский суд из России. Так, например, согласно данным портала pravo.ru, в период с декабря 2016 г. по февраль 2017 г. ЕСПЧ чаще всего выносил постановления, в которых констатировал нарушения ст. 3, 5, 6 Конвенции. Жалобы на подобные нарушения («ненадлежащая процедура расследования заявления о пытках», «содержание под стражей без достаточных к тому оснований», «нарушение права на перекрестный допрос» и т.п.) чаще являются «клоновыми» и образуют мейнстрим российских дел в Европейском суде.
Верховный Суд РФ, конечно, публикует в обзорах судебной практики и выдержки из постановлений Европейского суда, но КПД такого способа ориентирования нижестоящих инстанций представляется незначительным. Ситуация с мерами пресечения – наглядный тому пример.
Существуют проблемы и с исполнением уже принятых Европейским судом постановлений. Так, по состоянию на март 2016 г. Россия не выплатила присужденные ЕСПЧ компенсации по 133 решениям, принятым с 2009 г. По словам судьи ЕСПЧ от России в 1998–2012 гг. А.И. Ковлера, есть сложности и с принятием мер общего характера.
Утверждения же о том, что Европейский суд «давным-давно не занимается защитой прав простых граждан» и является «инструментом политического давления», хорошо бы сопроводить хотя бы доказательствами prima facie (убедительными на первый взгляд), а не ограничиваться пассажами в духе передовицы «Правды» за тысяча-девятьсот-советский год. Тем более что даже поверхностный взгляд на практику ЕСПЧ против России позволяет увидеть простую вещь: основной массив жалоб – на неисполнение судебных решений, пытки, меры пресечения, несправедливость судебного разбирательства, условия содержания в изоляции, то есть по «рутинным» для Европейского суда вопросам от рядовых российских граждан, никак не связанных с какой-либо политической активностью.
По сравнению с декларированием субсидиарности в преамбуле Конвенции более ощутимым изменением, предусмотренным Протоколом № 15, является сокращение срока на подачу жалобы в ЕСПЧ с шести месяцев до четырех. Это создает некоторые проблемы для заявителей, которым придется быть более расторопными, но «юридическую панику» по этому поводу поднимать не стоит.
Следует помнить и о том, что Протокол № 15 для получения им юридической силы должен быть подписан государствами – членами Совета Европы. Только спустя три месяца с даты, на которую все Высокие Договаривающиеся Стороны Конвенции выразили свое согласие быть связанными протоколом, он вступает в силу, а значит, влечет предусмотренные им последствия. При этом положения о сокращении срока на подачу жалобы вступают в силу по истечении шести месяцев со дня вступления протокола в силу.
1 Цит. по: Ковлер А.И. Сцилла и Харибда Европейского Суда: субсидиарность или правовой активизм? // Сравнительное конституционное обозрение. 2010. № 6. С. 94.
